Расул Гамзатович Гамзатов родился в селении Цада Хунзахского района Дагестанской АССР.
Писать стихи начал, когда ему было девять лет. Потом его стихи начали печатать в республиканской аварской газете «Большевик гор». Первая книжка стихов на аварском языке вышла в 1943 году. Ему было всего двадцать лет, когда он стал членом Союза писателей СССР. С тех пор на аварском и русском языках, на многих языках Дагестана, Кавказа и всего мира вышли десятки поэтических, прозаических и публицистических книг. Сам Расул Гамзатов перевел на аварский язык стихи и поэмы Пушкина, Лермонтова, Некрасова, Шевченко, Блока, Маяковского, Есенина, стихи поэтов Пушкинской плеяды, арабского поэта Абдул Азиз Ходжи и многих других.
Многие стихи Расула Гамзатова стали песнями. В их числе и легендарные "Журавли", написанные в сотрудничестве с композитором Яном Френкелем, поэтом-переводчиком Н.Гребневым и исполненные Марком Бернесом.
Народный поэт Дагестана, Герой Социалистического труда, лауреат Ленинской премии, Лауреат Государственных премий РСФСР и СССР, лауреат международной премии «Лучший поэт 20 века», лауреат премии писателей Азии и Африки «Лотос», лауреат премий Джавахарлала Неру, Фирдоуси, Христо Ботева, а также премий имени Шолохова, Лермонтова, Фадеева, Батырая, Махмуда, С. Стальского, Г. Цадасы и др.
Действительный член Петровской академии наук и искусств.
Имел ряд государственных наград: четыре ордена Ленина, орден Октябрьской революции, три ордена Трудового Красного знамени, орден Дружбы народов, орден «За заслуги перед Отечеством» 3-й степени, орден Петра Великого, болгарский орден Кирилла и Мефодия, многие медали СССР и России. 8 сентября 2003 года в день 80-летия поэта за особые заслуги перед отечеством президент России Владимир Путин вручил ему высшую награду страны — орден Святого апостола Андрея Первозванного.
Расул Гамзатов был во многих странах Европы, Азии, Африки, Америки. Он был в гостях у многих известных государственных деятелей, у королей и президентов, писателей и художников. Его дом в ауле Цада и Махачкале посетили много гостей мирового значения.
Я проснулся на рассвете -
В небе ни единой тучи.
А вчера был дождь и ветер,
Мир был весь в слезах горючих.
Кто ж так высоко-высоко
В небе поднялся с метлою
И подмел в мгновенье ока
Небо, скованное мглою?
СОНЕТЫ
Была роса, и вдруг росы не стало,
И птицы улетели в дальний край.
Проходит все, и песня «Долалай»
Совсем не так, как прежде, зазвучала.
Как все недолговечно под луной,
Где все должно с годами измениться.
Сказали росы: «Был горячий зной!»
«Идут морозы», – объяснили птицы.
Но мне сказала песня «Долалай»:
«Не изменясь, звучу я, как звучала,
А ты сейчас меня не упрекай
За то, что изменился сам немало.
Попробуй ты, как прежде, заиграй
Или хотя б послушай, как бывало!»
Бросает свет светильник мой чадящий.
Все в доме спит, лишь я один не сплю, –
Я наклонился над тобою, спящей,
Чтоб вновь промолвить: «Я тебя люблю».
И горше были дни мои, и слаще,
Но, старше став, на том себя ловлю,
Что повторяю я теперь все чаще
Одно и то же: «Я тебя люблю!»
И я, порой неправдою грешащий,
Всего лишь об одном тебя молю:
Не думай, что настолько я пропащий,
Чтоб лгать признаньем: «Я тебя люблю!»
И мой единственный, мой настоящий
Стих только этот: «Я тебя люблю».
Родная, почему, скажи на милость,
Когда в краю чужом мне быть пришлось,
Вдруг сразу непогода разразилась,
А появилась ты – все унялось?
И в отчий край приехать мне случилось.
Был хмурый день, и я ходил, как гость.
Ты появилась – все преобразилось:
Запели птицы, солнце поднялось.
Пришел я к морю – и вода взъярилась,
Гремели волны, не скрывали злость,
А ты пришла – и море повинилось,
У ног твоих покорно улеглось.
И предо мною истина открылась:
Бунтует мир, когда с тобой мы врозь.
Ты видела, как пилят дерева?
Я в жизни сам стволов спилил немало,
Потом стволы я резал на дрова,
И, словно слезы, их смола стекала.
Я молод был, был на работу зол,
Пилил дрова, бывало, целый день я,
Пилою укорачивая ствол,
Поленья обрекая на сожженье.
Идут года и, как пила стволы,
Наш урезают век без сожаленья.
Года сгорают сами, как поленья,
Неслышно плача каплями смолы.
Но для любви не страшно ни горенье,
Ни зубья той безжалостной пилы.
Передают известья, погоди,
Грохочут где-то в небе бомбовозы,
И кто-то гибнет, льются чьи-то слезы,
Мне боязно, прижмись к моей груди.
Прислушайся, родная, погляди,
Опять к Луне торопится ракета,
И снова атом расщепляют где-то,
Мне боязно, прижмись к моей груди.
И что бы нас ни ждало впереди,
Давай возьмем с тобою два билета
На Марс ли, на Луну, на край ли света,
Ну а пока поближе подойди,
Здесь холодно, и ты легко одета,
Я так боюсь, прижмись, к моей груди!
Наш пароход плывет из дальних стран,
Он нас несет и на волнах качает,
Он, как стекло алмазом, разрезает
Великий, или Тихий, океан.
На стороне одной, где солнце светит,
Вода ведет веселую игру,
И волны то резвятся, словно дети,
То пляшут, словно гости на пиру.
И по другую сторону, в тени,
Рокочут волны, будто кто-то стонет,
Наверное, завидуют они
Товарищам своим потусторонним.
Плывет корабль, и каждый божий день
Мой разделяет мир на свет и тень.
Чтоб с ним вступить сейчас же в смертный бой,
Где твой обидчик давний иль недавний?
Но то беда, что я – защитник твой,
И я же твой обидчик самый главный.
Во мне два человека много лет
Живут, соседства своего стыдятся,
И, чтобы оградить тебя от бед,
Я должен сам с собою насмерть драться.
А ты платок свой с плеч сорви скорей
И, по обычью наших матерей,
Брось в ноги нам, не говоря ни слова,
Чтоб мы смирились во вражде своей,
Иль собственной своей рукой убей
Ты одного из нас двоих – любого.
Добро и зло на свете все творят,
Но правит мной понятие иное:
Я слышу речь твою, твой вижу взгляд,
И ничего не стоит остальное.
Прекрасны в мире звезды и рассвет,
Заря и в небе солнце золотое –
Все то, что на тебя бросает свет,
Все остальное ничего не стоит.
Озарены твоею красотою
Родной аул и край любимый твой,
Гора, пугающая высотою,
Любой цветок и камешек любой.
Мне свято все, что связано с тобой, –
Все остальное ничего не стоит.
Хочу любовь провозгласить страною,
Чтоб все там жили в мире и тепле,
Чтоб начинался гимн ее строкою:
«Любовь всего превыше на земле».
Чтоб гимн прекрасный люди пели стоя
И чтоб взлетала песня к небу, ввысь,
Чтоб на гербе страны Любви слились
В пожатии одна рука с другою.
Во флаг, который учредит страна,
Хочу, чтоб все цвета земли входили,
Чтоб радость в них была заключена,
Разлука, встреча, сила и бессилье,
Хочу, чтоб все людские племена
В стране Любви убежище просили.
Бывает в жизни все наоборот.
Я в этом убеждался не однажды:
Дожди идут, хоть поле солнца ждет,
Пылает зной, а поле влаги жаждет.
Приходит приходящее не в срок.
Нежданными бывают зло и милость.
Я и тебя не ждал и ждать не мог
В тот день, когда ты в жизнь мою явилась.
И сразу по-другому все пошло,
Стал по-иному думать, жить и петь я.
Что в жизни все случиться так могло,
Не верится мне два десятилетья.
Порой судьба над нами шутит зло.
А как же я? Мне просто повезло.
бряные россыпи монет
Мерцают в южном небе до рассвета,
Но за горой рождается рассвет,
Сгребает мелочь, чтобы спрятать где-то.
Встает заря из мглы, и птичий гам
О приближенье дня оповещает.
День настает; что он готовит нам,
Ни я, ни ты, никто другой не знает.
Благ для себя просить мне недосуг,
Заботиться лишь о тебе я в силе,
И я молю, чтоб горе и недуг
Беды и зла тебе не причинили,
И если все ж сгустится мгла вокруг,
Чтоб мы всегда с тобою вместе были.
Любовь, быть может, – это институт,
Где учится не всякий, кто захочет,
Где Радость и Печаль все дни и ночи
Занятья со студентами ведут.
И я мудреных книг листал страницы,
Но неизбежно убеждался в том,
Что не всему способны мы учиться
На неудачном опыте чужом.
Учился я, но знанья были зыбки.
Я ушибался, попадал впросак.
Я допускал грубейшие ошибки,
Не то твердил и поступал не так.
Я мало преуспел, хоть был, по сути,
Студентом вечным в этом институте.
ЧЕТВЕРОСТИШИЯ
* * *
С добрым утром! Взгляни: ждет за окнами белый
Необъезженный конь. Оседлай, если смел.
И не дай тебе бог век печалиться целый
От сознанья, что мог, но свершить не успел.
* * *
Что я желал бы под шатром судеб?
Всего, что вы желали бы, того же:
Чтоб легче и дешевле стал бы хлеб,
А слово и весомей, и дороже!
* * *
«Скажи мне, что в мире презренней всего?»
«Дрожащий, трусливый мужчина!»
«Скажи мне, что в мире презренней его?»
«Молчащий, трусливый мужчина!»
* * *
«Бесстрастные, что вы отвергли?» – «Страсть!»
«А страстью кто отвержен?» – «Мы, бесстрастные!»
«Подвластные, кто вас рождает?» – «Власть!»
«А кто ее рождает?» – «Мы, подвластные!»
* * *
На горящий аул Ахульго
Мир все больше похож год от года.
Диктатура погубит его
Иль, являя безумье, свобода?
* * *
Была земля когда-то, как луна,
Не ведала лесов, озер и злаков.
Ужель себя и в мыслях не оплакав,
Хотим вернуть мы эти времена?
* * *
Слова, слова. На ярмарке тщеславья
Витии разгулялись неспроста.
А я, седой, пророча им бесславье,
Честь воздаю вам, сжатые уста.
* * *
Мы сами оказались виноваты,
Что одичали разум и любовь,
Что не стихи, не лунные сонаты,
А пули в нас воспламеняют кровь
* * *
«Скажи, зачем с горами и лесами
Ты говоришь, о странный человек?»
«Полезны всем беседы с мудрецами,
Все повидавшими за долгий век!»
* * *
Из всех дорог я три дороги знаю,
С которых не сойдешь ни ты, ни я.
Поэзия – одна, и смерть – другая.
А третья? Та у каждого – своя.
* * *
Глаза у нас намного выше ног,
В том смысл я вижу и особый знак:
Мы так сотворены, чтоб каждый мог
Все оглядеть, пред тем как сделать шаг.
* * *
Рожденье – это первый перевал,
Смерть – перевал второй, конец пути.
А ты, по простоте своей, мечтал
До перевала сотого дойти!
* * *
«Не мешай мне петь и до конца,
Птица, песню выслушай мою!»
«Если у тебя душа певца,
Сам молчи, покуда я пою!»
* * *
Не будет пусть никто из нас голодным,
И пусть никто не будет слишком сыт;
Один от голода бывает злобным,
Другой нам зло от сытости творит.
* * *
«Какой он властелин и падишах,
Когда рабами он повелевает?»
«Но где не знают рабства, в тех краях
И власти падишахов не бывает!»
* * *
Когда б свои ошибки стал я хоронить,
Всю землю в кладбище пришлось бы превратить.
Когда б для них надгробье я тесал,
На эти плиты не хватило б скал.
* * *
Юность, юность – комедия, вспомнить смешно…
Зрелость – драма. Ее уж сыграл я давно.
Нынче старость. Играю трагедию я.
Опускается занавес бытия.
* * *
У нас перед домом чинара росла,
Но падают листья, ведь осень пришла.
Я тоже, как дерево, гордо стоял,
Слова, как осенние листья, ронял.
* * *
Что бы там ни кричали стоусто
О грядущем пути, все равно:
Поднимаюсь я в горы — там пусто.
А в ущелье спускаюсь — темно.
* * *
Вопрос в анкете: был ли я судим?
Я каждый день и каждый миг судим.
За день вчерашний я судим сегодня.
А завтра ад настанет за сегодня.
* * *
Несу раздумий ношу на подъем,
Как мне достичь удастся перевала?
Ведь их, раздумий, больше с каждым днем,
А сил моих все меньше… вовсе мало.
* * *
По всей земле на век, на год, на миг
Вожди из бронзы, кони, шлемы, сабли…
А я бы медный памятник воздвиг
Тому, кто крови не пролил и капли.
* * *
Река струится малым ручейком,
Она уже для сплава не годится.
В лесу деревья молятся о том,
Чтоб уцелеть и снова расплодиться.
* * *
Война в моей душе, в моей крови.
Как избежать мне четкого раздела?
Нет государству дела до любви.
Любви до государства нету дела.* * *
Ведя войска, Тимур и Чингисхан
Топтали земли покоренных стран.
Сегодня Чингисханы и Тимуры
Свои же земли разоряют хмуро.
* * *
Перед войной мой старший брат женился,
На свадьбе сапогами он гордился.
Все гости тоже ими восхищались…
Лишь сапоги от тех времен остались.
* * *
Роятся роем мысли в голове,
А мне необходимы только две.
Двух мыслей мне достаточно, поверьте,
Одной — о жизни и одной — о смерти.
* * *
Всю жизнь мою я истину искал,
Всю жизнь мою ошибки совершал,
Но понял лишь перед последней тризной:
Ошибки были истиной и жизнью.* * *
Я ходить научился, чтоб к тебе
приходить.
Говорить научился, чтоб с тобой
говорить.
Я цветы полюбил, чтоб тебе
их дарить,
Я тебя полюбил, чтобы жизнь
полюбить.
* * *
Меняются правители, вожди,
Как летом облака или дожди.
И только мной всю жизнь, не зная смены,
Любовь и песня правят неизменно.
* * *
Мне кубок жизни щедро был вручен.
Я пью его и мыслью удручен:
Пить этот кубок надо до седин,
Потише пей, ведь кубок-то один.* * *
В колыбели нам добрые песни поют,
В детстве знаем мы доброго дома уют,
Окружают нас в детстве любовь, чистота,
Так откуда же зло на земле, чернота?
* * *
Я все же не скажу,
что с колыбели плох,
Плохим я постепенно в жизни стал.
Я все же не скажу,
что с колыбели добр,
Я добрым постепенно в жизни стал.
* * *
Все говорят сегодня про аренду,
Лишь я один растерянно стою:
Отдайте мне, отдайте мне в аренду
Любовь мою и молодость мою!
* * *
Горянка старая к лудильщику пришла,
Ему кувшин в полуду принесла.
Ответил ей лудильщик мудрым словом:
— Его, как жизнь, уже не сделать новым.
* * *
Могу о многом рассказать,
Но слушающих узок круг.
И ныне, больно признавать,
В любовь не верит даже друг.
* * *
Делю печаль с морскими я волнами.
Две капельки, мне в глаз попав, сказали:
«Нет разницы меж нами и слезами,
Одной и той же мы итог печали».
* * *
Шумные собранья в мудрецов
Превращают выскочек, глупцов.
Но и мудрецы порою сами
Средь толпы становятся глупцами.
* * *
Поговори с людьми, Аллах,
Об их делах, земных делах.
Их зависть, злобу погаси
И жизни смысл – любовь – спаси!
* * *
Идет стрельба ночами. На кого-то
Идет ужели, как в лесу, охота?
Иль час настал расплаты за грехи?..
И вновь мои изранены стихи.
* * *
Песни для глухих поющая страна!
Зеркала слепым дающая страна!
Ты согнулась вся в законах непонятных
И не жди от них дождей ты благодатных.
* * *
Не просила подождать моя любовь,
Неожиданно пришла сама, как новь.
Песня тоже не просила: «Подожди!»
Родилась она сама в моей груди!
* * *
Пред смертью горец молвил: «Я ни разу,
Как сын, не огорчил отца и мать.
Спасибо, рок, за эту благодать…»
О, мне б изречь им сказанную фразу!
* * *
Осознаю под небом Дагестана,
Беря в горах последний перевал,
Что, как поэт, явился слишком рано,
А стать пророком – слишком опоздал.
* * *
Я воспевал не раз светильник ночи
И пел не раз светильник я дневной,
Но восторгаться ими нету мочи,
Когда твой лик сияет предо мной.
* * *
Спасибо любви, что стихами меня одарила,
Спасибо стихам, что меня научили любить.
И все мне казалось, как ангел, любовь белокрыла,
Меж ним и тобою мной песен протянута нить.
* * *
Жизнь – мельница, и годы мелет жернов,
Не зная отдыха, не зная сна,
И крутится тем легче и проворней,
Чем больше он уже смолол зерна.
* * *
Не будь сумы на свете да тюрьмы,
Я стал бы оптимистом самым рьяным.
Когда бы все бессмертны были мы,
Я был бы атеистом самым рьяным.
* * *
Мы, путники, спокойны в час,
Когда собак не замечаем.
Когда они не видят нас,
Еще спокойней мы бываем.
* * *
Бывает очень тяжело, когда
Уменье есть, но силы нет для дела.
Бывает очень тяжело, когда
Ты неумел, хоть силе нет предела.
* * *
«Кому несладко жить у нас, людей?»
«Кому не верят, тяжело тому!»
«Ну а кому гораздо тяжелей?»
«Тому, кто сам не верит никому!»
* * *
«Что бесполезней, чем незрелый плод,
Который раньше времени сорвали?»
«Упавший плод, что на земле гниет
Лишь потому, что вовремя не сняли»
* * *
«Отчего глаза пусты, как две дыры?»
«Нету мысли в них и боли нет».
«Отчего глаза пылают, как костры?»
«Мысль и боль в них зажигают свет!»
* * *
«Что мудрым делает юнца?»
«Горе!»
«Что делает мальчишкой мудреца?»
«Радость!»
* * *
«Что извивается змея змеею?»
«Крива нора, куда ползет змея!»
«А почему петляем мы порою?»
«Пряма ли нашей жизни колея?»
* * *
Разделены два глаза меж собою,
Чтоб им не причинять друг другу боль.
Друг друга недолюбливают двое,
Когда они одну играют роль.
* * *
Жена говорит мне: «Когда это было?
В какой это день мы поссорились, милый?»
«Не помню что-то, – я ей отвечаю, –
Я попросту дней этих в жизнь не включаю».
* * *
Сто ласковых названий для верблюда
В арабском языке, подобно чуду.
А мы друг друга бранью осыпаем,
По тысяче ругательств изрыгаем.
* * *
Орать с трибуны предлагают мне,
Не лучше ли шептаться в тишине
С красавицей застенчивой и юной,
Чем глотки драть на митинге с трибуны?
* * *
Волшебница сказала: «Можешь ты
Доверить мне желанья и мечты?»
«Хочу я землю, как отец, пахать,
А после в тихой сакле отдыхать».
* * *
Душа то в муках корчится, то пляшет,
То снег идет, то дождь идет на пашни.
Но пашня, если доброе зерно,
Вся золотою станет все равно.
* * *
На всех, на всех в бинокль смотрели мы,
Все видели в большом увеличенье.
Теперь бинокль перевернули мы…
А где же вещи в истинном значенье?
* * *
Уходит вождь, приходит новый вождь,
Законы, заседанья, словопренья…
Земле нужны крестьяне, солнце, дождь,
А не нужны бумажные решенья.
* * *
Был нужен жест один, одно лишь слово, взгляд,
Чтоб миллионы рук брались за дело.
Теперь все машут кулаками, все кричат,
Но я не вижу никакого дела.
* * *
Чабан-старик и тощая отара
Под вечер возвращаются в кошару.
И я подобно чабану бреду,
Отару тощую стихов своих веду.
* * *
Ослы бывают — мимо не пропустят.
И человек бывает в свой черед:
Коль спереди зайти к нему
— укусит,
Коль сзади подойти к нему
— лягнет.
* * *
Дождик бы нужен, его не видать,
Солнце бы нужно, но мне поливать,
Сколько болтал я, когда бы молчать,
Сколько молчал я, когда бы сказать.
* * *
Кнутом коней голодных погоняют
И сахаром кормить их обещают.
Чем завтра сладкий сахар обещать,
Не проще ли овса сегодня дать?
* * *
Что украшает голову
— разум или папаха?
Что украшает сердце
— любовь или отвага?
Но разум и отвагу беря с собой в путь,
О легкой, о веселой жизни забудь.
* * *
Идут года, идет за веком век.
То небо хмурится, а то оно синеет.
Умнеет в жизни каждый человек.
Но почему же человечество глупеет?
* * *
Смотри — там очередь за водкой, за вином,
За квасом, за бензином, молоком.
И только кровь течет безвинно,
Она дешевле кваса и бензина.
* * *
Дворец Букингемский.
Стою под окном.
Там спит королева, не зная о том,
Какие в Аварии люди живут,
Какие в Аварии песни поют.
* * *
Всю жизнь горел в огне моей любви.
Огонь, меня сжигающий — в крови.
Бояться ль мне теперь огня в аду,
Куда, всего скорее, попаду?
* * *
Коль песня в оковах,
так сам я на воле.
А песня свободна,
так я подневолен.
Живу я, надежды своей не тая,
Чтоб были свободны и песня, и я.
* * *
Голова одна, а мыслей – тьма,
Ей от них вот-вот сойти с ума.
Для покоя хватит ей, поверьте,
Мыслей двух: о жизни и о смерти.
* * *
Пусть тысячи придут ко мне врачей,
Свою болезнь им не могу доверить,
Поскольку неземной любви моей
Температуру нечем им измерить.
* * *
Спасибо люльке, что меня легко качала,
Спасибо очагу, что дух мой согревал.
Очаг и колыбель – начал земных начало.
Несчастен, кто о них порою забывал.
* * *
В мире три счастливца, без сомненья:
Первый – кто не знает ничего,
А второй – лишенный разуменья,
Третий – равнодушный до всего.
* * *
Зачем же не родился я глухим,
Чтобы не слышать грубых, глупых слов?
Зачем же не родился я слепым,
Чтобы не видеть деспотов-ослов?
* * *
«Куда идти? К кому зайти?»
Блуждало счастие в пути…
Но всюду глупых посещало,
А мудрыми пренебрегало.
* * *
Спрашивать поэтов впору:
Кто же вы для государства?
Барабанщики? Танцоры?
Иль больные без лекарства?
* * *
Как много нынче судей, прокуроров,
Сомнительных, жестоких приговоров…
Подумайте, нужны ли адвокаты,
Когда мы все пред Богом виноваты?!
ЖУРАВЛИ
Мне кажется порою, что солдаты,
С кровавых не пришедшие полей,
Не в землю эту полегли когда-то,
А превратились в белых журавлей.
Они до сей поры с времен тех дальних
Летят и подают нам голоса.
Не потому ль так часто и печально
Мы замолкаем, глядя в небеса?
Летит, летит по небу клин усталый -
Летит в тумане на исходе дня,
И в том строю есть промежуток малый -
Быть может, это место для меня!
Настанет день, и с журавлиной стаей
Я поплыву в такой же сизой мгле,
Из-под небес по-птичьи окликая
Всех вас, кого оставил на земле.
Марк Бернес, первый исполнитель и, поистине, соавтор "Журавлей", Ян Френкель, вложивший душу в музыку этой песни и дар Расула Гамзатова - вот три составляющих этого гениального произведения.
Во многих городах России и ближнего зарубежья стоят памятники с взмывающими в небо журавлями, как поминальные песни всем не вернувшимся с той, Великой, Войны.
Внимание! Конкурс!
Попробуйте сделать иллюстрации к этой песне. Техника исполнения любая. Все работы, присланные на конкурс будут опубликованы на сайте, а трём лучшим авторам будут высланы на почтовый адрес дипломы проекта. Ждем Ваших работ!